Лежу на животе, вжавшись в землю. Ладони плотно прижаты к земле, Ох, как мне хотелось, хотя бы немного, углубиться в эту матушку — землю, стать невидимым, превратиться в пылинку! Все мое тело сжалось в тугой комок В голове только одна мысль — авось пронесет! Надо бы молиться Господу Богу! Но куда там! Нас воспитали атеистами.
Помню, еще в первом классе, нас всех записали в «Союз воинствующего безбожника» (была такая организация). Каждому ученику выдали синий членский билет этого Союза и обязали вести войну с церковью. Как вести эту борьбу мы не знали и, на всякий случай, били окна в церквях. С нас аккуратно собирали членские взносы. Мама выделяла мне на это деньги. Много позже в печати было сообщение, что на деньги, собранные этим Союзом, в Ленинграде на адмиралтейской верфи, был построен военный корабль.
При взрыве каждого снаряда, земля вздрагивала. У поэта Твардовского очень удачно сказано: — «аж подвинулась земля!»
Все мои усилия вжаться в землю были бесполезными. Один осколок впился в землю рядом с указательным пальцем левой руки, сорвав кусок мышц и кожи. Больно, но терпеть можно! Сзади раздался крик: — «Санитар, санитар!» Видимо, один из бойцов, не точно выполнил команду, отстал от общей цепи, и стал жертвой этого артобстрела!
Снова команда: — «Выходи на дорогу строиться! В колонну по три становись!» И опять марш, Рота снова движется вперед!
В колонне рядом со мной идет Гуляев. Задаю ему вопрос.
— Во время артобстрела, кто звал санитара?
— А я его фамилию не знаю!
— Какое у него ранение?
— Да тяжелее не придумаешь. Обе ноги оторвало. Неизвестно выживет ли! Когда его клали в повозку, он был уже без сознания. Я уже свыкся с мыслью, что похожая участь ожидает нас всех.
— Ты пессимист, Гуляев! Надо думать о жизни, а не о смерти.
— Твоими устами да мед бы пить! Однако, поживем, увидим…
Но вот командир роты командует: — «Привал налево!» Мы рассыпались по полю, слева от дороги и, каждый занялся своим делом: один прилег, другой открыл вещмешок и достал бумагу и карандаш, чтобы написать письмо домой.
Пигольдин, как всегда, уселся рядом с Молчановым и начал что — то энергично ему втолковывать.
Однако, эта идиллия, вскоре кончилась. Откуда не возьмись, на бреющем полете, над нами, появился немецкий самолет и стал нас расстреливать из пулемета. Пули с коротким свистом проносятся над головой или, попав в землю, поднимают фонтанчики земли. Мы тотчас же легли на спину и в свою очередь открыли по самолету огонь. На этот раз обошлось без потерь, а самолет улетел в сторону противника.
Каждый занялся своим делом, только Витька Ордынцев слоняется среди бойцов. По хитрому прищуру глаз стало ясно — он опять что — то затевает. Вот он занял позицию в центре бойцов. Перебираюсь поближе к центру, Моему примеру последовало еще несколько человек.
Вот все в сборе, Оглядев нас, он начинает напевать. Растягивая последние слова. в каждой строке.
После короткой паузы следует продолжение уже скороговоркой
На лицах слушателей ухмылки, а он продолжает.
Кто — то из слушателей говорит: — «Ну, ты же и артист!» А он продолжает.
А вот и новый куплет!
Много позже мне удалось узнать, что это дореволюционные куплеты. Видимо он слышал их от стариков и запомнил.
В этом сольном выступлении он весь, со своим хитрым прищуром глаз и всегда с улыбкой во все свое широкое лицо.
Снова построение в походную колонну и, снова марш.
Стемнело. Рота остановилась, окопалась и выставила часовых. В этот раз таким часовым пришлось быть и мне. Лейтенант Колюшенко, сказал, что пароль «Двадцать». Ну и пароль подумалось мне, но офицер разъяснил, как пользоваться этим паролем. Если кто — то приближается, надо ему сказать: — «Стой!» и затем назвать цифру от единицы до девятнадцати. Допустим так: — «Стой, я восемь!» Тот, кто подходит, должен сказать: — «Я двенадцать!» чтобы в сумме получилась двадцать.
Оказалось, что такие предосторожности были совсем не лишними, накануне, ночью, из соседней роты, фрицы уволокли двух наших бойцов.
Черное ночное небо иногда было замечательным зрелищем. Вдруг, откуда — то, в стороне и немного в тылу, в небо поднимаются четыре параллельные огненные струи. Это трассирующие пули. Надо сказать, что эти пули бывают не только огненными, но и цветными: красными, зелеными, синими Счетверенный пулемет, выпускающий вертикально вверх эти огненные змеи, при стрельбе вибрирует и они имеют форму волны. Какое великолепие!
Часто в стороне от дороги виднелись огневые позиции «катюш». Официальное название этих установок «Гвардейские минометы». Это грузовик, в кузове которого находятся под острым углом к горизонту, металлические направляющие для реактивных снарядов КТ, что расшифровывается так «Костюковский термический». Первое слово в этом термине фамилия разработчика снаряда. Отсюда и произошло солдатское название этих установок — катюши.
На эти направляющие укладывается сразу несколько снарядов. При залпе слышится скрежет. Длинные черные реактивные ракеты с огненными хвостами взлетают одна за другой и несутся в сторону противника. Особенно хорошо виден этот огненный хвост в ночное время. Там, где эти снаряды рвались, в черном дыму бушевал огненный смерч. И виднелось огненное море, освещая кровавыми сполохами половину неба..
Во время этих переходов противник частенько уничтожал наши походные кухни. Котел кухни возвышается над землей значительно выше человеческого роста, так как под котлом находится топка. Еще выше поднимается над котлом кухни черная труба, из которой при варке еды вырывается дым. Это отличная цель для противника. Как — то, в один из дней перехода, мы потеряли сразу две кухни..
Все описываемое и есть наступление наших войск!
Так двигалась наша рота, попадая временами под обстрел артиллерии или огонь немецких самолетов. Остановилась рота только тогда, когда мы вновь оказались на передовой, но об этом в следующей главе.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. МЫ БЫЛИ ЧЁРНЫМИ
Когда меня приглашают выступить перед молодежью, а время ограничено, мною всегда излагается содержание этой главы, только в несколько сокращенном виде.
Начну издалека, чтобы заинтриговать читателя.
Как — то мне пришлось быть на приеме у врача. Это была женщина среднего возраста. Она посмотрела на наградные колодочки, которые были на моем пиджаке, на мое лицо и спросила:
— Вы на войне были танкистом?